Книга Дневник Свекрови Мария Метлицкая
Мария Метлицкая Дневник свекрови Я человек доброжелательный, придираться по пустякам точно ни к кому не буду. Правда, подлости и предательства не прощу – здесь я тверда как скала. Подруги у меня с детства и на всю жизнь, а приятелей – вообще море. С людьми схожусь быстро и легко. Правда, потребности в новых знакомствах с годами все меньше и меньше.
Что поделаешь, наверное, душевная усталость. Такое тоже бывает.
Все больше хочется побыть наедине с собой. Почитать книжку, подумать о вечном.
Здесь вы можете купить, прочитать онлайн или скачать книгу Дневник свекрови Мария Метлицкая ознакомиться с отзывами и рецензиями. Книга Дневник свекрови - Метлицкая Мария - Ваш сын, которого вы, кажется, только вчера привезли из роддома и совсем недавно отвели в первый класс, сильно изменился? Строчит эсэмэски, часами висит на телефоне, отвечает невпопад? Диагноз ясен. Читать онлайн Дневник свекрови автора Метлицкая Мария. Интересную книгу.
У меня своя спальня, личное пространство я заслужила. Как я хочу покоя и отдыха! Но покой, как известно Я предупреждаю домашних, плотно закрываю дверь в свою комнату – и меня дома нет. А еще на ручку двери вешаю табличку, вынесенную из заморского отеля, «Просьба не беспокоить». Но если честно, мои на табличку плюют. Каждые десять минут дверь в комнату открывается.
Когда резко – это сын. Плавнее – муж. Он, видимо, лучше воспитан.
Сын считает, что доступ ко мне для него открыт всегда. Что поделаешь, сама виновата – так приучила.
И это правда – его я готова принять и выслушать всегда. Невзирая на головную боль, интересную книгу, телефонный разговор с подругой или нежно накрывающий меня теплой волной подступающий сон.
Сын просто уверен, что он – главный человек в моей жизни. И здесь он прав. Сама это ему всегда внушала. Раньше гостей я любила. Дом наш, несмотря на тотальный дефицит всего и вся, был радушным и хлебосольным. Из «ничего» я накрывала обильные столы.
Не гнушалась самым трудоемким – холодцами, пирогами, заливным. К чаю пекла «Наполеон». В двенадцать слоев.
Мама дорогая! Вспомнить страшно. Неужели я все это делала? Сейчас многое изменилось. Стоять по двое суток у «мартена» нет ни желания, ни сил. По-моему, в гости вообще люди ходить перестали. Проще встретиться в кафе.
Деньги – те же. Зато удовольствие и свобода. Но сегодня – не тот случай. Сегодня я должна, просто обязана, принять гостей дома. И стоять у плиты. И накрывать на стол. И общаться – даже если мне совсем неохота.
Потому что сегодня у меня необычные гости. Вернее, гости-то обычные (даже думаю, что чересчур). А вот ситуация отнюдь не рядовая. Дело в том, что мой горячо обожаемый и единственный сын Данила собрался жениться.
В двадцать три года. Дурачок, конечно, но что поделаешь? Любовь, что называется, до гроба. Жить друг без друга не могут.
Дышать не могут. Всю ночь слышу перестук эсэмэсок. Под перестук и засыпаю. У Данилы к двадцати трем годам уже довольно богатая и бурная личная жизнь – просто рано начал. Он горячо убеждает меня (и себя в том числе), что Нюся – его пара. По всем параметрам.
По всем – это, конечно, очень важно. Потом, если честно, мне надоело не спать по ночам.
Ждать его с гулянок. Так что в его ранней женитьбе есть, наверное, что-то положительное и для меня. Может, угомонится, с надеждой думаю я. Да и к любви я отношусь с большим почтением.
Не всем дано, между прочим. Итак, они решили пожениться. Я предлагала горячо и, как мне кажется, убедительно, гражданский брак. Почему не попробовать для начала без материальных, так сказать, затрат? Нюся на меня смертельно обиделась. Можно подумать, я ее оскорбила!
В общем, моих вполне разумных доводов она не приняла. Дулась недели две. Отказывалась от ужина. У двери сухо прощалась. Я – и так и сяк.
Честно говоря, испугалась. Портить отношения с невесткой на этой стадии рановато. Сын говорит, что Нюся – человек ранимый и чувствительный.
Правда, мне так не кажется. Но это был первый урок, преподанный мне.
Я его усвоила. Я, в общем-то, из понятливых. Поняла, что приспосабливаться буду я к невестке, а не она ко мне. Это дело, безусловно, усложняет. Но – как есть, так есть. Ради сына я и не на такое способна. Свадьба так свадьба.
Расходы, в конце концов, потянем и переживем. Ну, не поедем в этом году на море. На мое обожаемое море Встречу с которым я жду весь холодный и тяжелый год. Которое дает мне силы как-то проползти год следующий. Ладно, хватит капризничать. Хотя что может быть нелепей свадьбы в ресторане?
Со всеми ее обязательными атрибутами. Непременно дурацкими и крайне затратными. А Нюсе, я поняла, именно все это и нужно. Белые скатерти с голубыми бантами. Придурок ведущий, трындящий, как попугай, заученными фразами. Платье в пол. Букет невесты.
Белые голуби и черный лимузин. Всем девочкам хочется этого?
Неправда, не всем. Мне, например, никогда не хотелось.
Я всегда считала, что это глупо и пошло. В мое время еще прикрепляли пупса на капот машины новобрачных. Сейчас не лучше – машину украшают как катафалк – искусственными цветами. Данька, кстати, тоже всегда над этим посмеивался. Говорил, что у него так никогда не будет. Будет тихий семейный ужин в приличном, но не пафосном ресторане и свадебное путешествие в Венецию, например. Но ночная кукушка, как известно, дневную перекукует.
На мое мнение все забили. Но что я поняла точно – Данька действительно влюблен. Как бы иначе он согласился на весь этот очевидный бред и пошлую белиберду? И вот сегодня настал час «икс».
К нам едут Нюсины родители. Для знакомства и обсуждения текущих и предстоящих вопросов и расходов.
Знакомство с Факерами, одним словом. Я вяло предложила встретиться в ресторане. Данька развопился и сказал, что мы обязаны сватов принять. Хорошо у этой Нюси получается компостировать моему сыну мозги. Снимаю шляпу. И кстати вспоминаю анекдот: «Мать двадцать лет делает из сына человека, а его девушка способна за двадцать минут сделать из него идиота». Маленькая такая, худенькая.
В чем только душа держится И вот, пожалуйста. Муж, к слову, Даньку поддержал. Правда, в чем дело, я знаю – муж ненавидит рестораны. А дома у него всегда есть прекрасная возможность свалить. Под уважительным предлогом, конечно. Дескать, к завтрему надо сдать статью. И шмыг к себе.
А я мучайся до конца и по полной программе. Разве это честно? Справедливо разве? Что поделаешь, у нас всегда и за все отдуваются тетки. В смысле – женщины.
В смысле – слабый пол. Вот это я с иронией. С горькой, кстати. По поводу «слабого пола». Со вчерашнего дня я стою у плиты.
Сын предварительно очень придирчиво обсуждал меню. Как будто он женится на датской принцессе и мы принимаем королевскую чету. А фамилия у наших свеженьких родственников, между прочим, Ивасюки. Красивая фамилия. А главное – аристократическая. У меня почему-то возникают ассоциации с селедкой иваси – той, что из советского прошлого.
Я, конечно, не права. При чем тут фамилия? Я в девичестве Петракова. А в замужестве – Сергеева. Тоже не Нарышкины и не Понятовские. Но все же смешно – Ивасюки. Мой крайне остроумный муж предложил взять Даниле фамилию жены.
Сын обиделся. Обычно он ржет вместе с нами.
Мы сделали вывод, что ситуация тяжелая. И тяжело вздохнули – одновременно. Данька накрывает на стол. Смотрит на просвет бокалы и рюмки. – О-хо-хо, – вздыхаю я и задумчиво удаляюсь на кухню. – Холодец застыл? – кричит из комнаты сын. – А заливное?
Я из вредности не отвечаю. Режу соленую семгу. – Мам, ну оковалки просто! – возмущается он. – Режь элегантней! – приказывает мой мальчик. – Пошел к черту! – огрызаюсь я.
И угрожаю: – Лучше меня не заводи! Угроза действует, и он, слава богу, смывается.
Слышу гул пылесоса. Сынок взялся за пылесос?! «Плохи наши дела», – думаю я. Все гораздо серьезней, чем мы предполагали. Ивасюки появляются минута в минуту. Ясное дело: глава семьи – подполковник.
Я не успеваю докрасить второй глаз и снять передник. Данька бросает на меня испепеляющий взгляд. Жмет руки и улыбается. Я точно знаю, о чем он мечтает.
Чтобы вся эта канитель закончилась побыстрее. Я злобно на него смотрю и усмехаюсь, побыстрее получится вряд ли.
Это я чувствую. Муж предлагает гостям тапки.
Новые, между прочим. Подполковник надевает свои.
Жена вытаскивает их из пакета. – Гигиеничней! – объясняет нам, бестолковым и плохо воспитанным. Я злюсь, но, по сути, он прав.
Ивасючка вытаскивает лаковые туфли. Крутится перед зеркалом. Орошает себя духами. Духи резкие, тяжелые. Меня начинает подташнивать. Нюся с Данькой скрываются в его комнате. Гости проходят в гостиную, она же – столовая.
Оглядывают комнату. – Зал у вас большой! – одобрительно кивает Ивасючка. Кстати, представилась она как Зоя Ивановна. Я ответила: – Лена.
– А по отчеству? – поинтересовалась она. – Просто Лена, – жестко повторила я. Ивасюк оказался Валерием Петровичем. Мой муж, кандидат исторических наук, профессор и заведующий кафедрой, – просто Павел. – Ну, я так не могу, – расстроилась Зоя Ивановна. – Мы же еще совсем не близко знакомы! «Хотелось бы не ближе», – подумала я.
Не снисходительная. Все, что написала про себя выше, обман. Что плохого сделали мне эти люди? Да, не нашего поля ягода – это очевидно.
Простоваты и провинциальны. А что, они виноваты? Всю жизнь – по гарнизонам. В Москве всего шесть лет.
А напыщенные, так это от смущения. И что я привязалась к этим тапкам? Вместе с тапками, между прочим, Ивасючка принесла собственноручно испеченный сметанный торт.
Говорит – «Дон Кихот». Шутит, наверное. Или серьезно? Возможно, Дон Кихот и Санчо Панса для нее слились воедино. В один, так сказать, образ. Да и ерунда все это, ей-богу! Кстати, эта Ивасючка довольно хорошенькая.
Если бы не травленые соломенные волосы, собранные в «башню», заколотую тряпичным фиолетовым георгином, и очень перламутровая помада. И еще – сиреневые тени на веках. Ну что я к ней привязалась? Тоже мне, столичная цаца. У всех свои представления о прекрасном. Да, но этот костюм с обильным люрексом Сели на диван. Муж пытается завести светскую беседу.
Я выскальзываю на кухню перекурить. Представляю, что скажут на свадьбе мои подруги. Остроязычные и ироничные московские фифы. Зоя Ивановна стучит в кухонный косяк.
– Тук-тук, к вам можно? Видит меня с сигаретой.
Глаза полны ужаса. – Курите? – не верит она своим глазам. Я вздыхаю и пожимаю плечами – дескать, грешна. Уж не судите строго.
Будьте милосердны, наимилейшая Зоя Ивановна. Она хихикает. – Я тоже балуюсь. Иногда, – доверительно шепчет она. – Муж, разумеется, не в курсе. У нас полнейший патриархат и домострой, – тяжело вздыхает подполковница. – А у вас? – интересуется она. Заметно, что этот вопрос ее сильно волнует.
Я пожимаю плечами: – Нет, у нас партнерский брак. Все на паритетных началах. – А-а, – разочарованно тянет она.
По-моему, я ее огорчила. Мы выносим тарелки с закуской в комнату. Я предлагаю сесть за стол, видя, что светская беседа у мужа не клеится. Муж явно растерян, а подполковник вперился в телевизор. Там предвыборные дебаты. У подполковника набухли брыли. Сейчас что-то будет, с ужасом думаю я, понимая, что наши политические воззрения вряд ли совпадут.
Рассаживаемся за стол и зовем детей. Те выходят не сразу – довольно всклоченные и смущенные. Вижу, как подполковник смотрит на Даньку. Взгляд не обещает ничего хорошего. Нюся похожа на отца. Выпуклые карие глаза, крупные зубы.
Мелкая и тощая, скорее всего, в мать. Правда, сейчас Зоя Ивановна тело нагуляла. Видимо, с возрастом.
Что, безусловно, меня радует. Муж осведомляется, что будут пить гости. – Беленькую, – бросает подполковник. – Винца, – смущается его жена. Он чуть сдвигает густые брови.
У мужа хватает ума не предлагать алкоголь Нюсе. Не слишком сообразительный в подобных вопросах, он, видимо, нутром чует, что может вызвать гнев будущего родственника. Когда Нюся у нас в гостях, она с удовольствием пьет пиво и красное вино. И не отказывается от мартини. Я начинаю раскладывать по тарелкам закуску. – Огурчики ваши? – с полным ртом осведомляется подполковник. – Не-а, – окончательно роняю свой авторитет я. – Соседка угостила.
– А моя все сама, – гордо объявляет он. – По триста баллонов закрывает. Помидоры, огурцы, грибы, варенье, компоты. Я с уважением и жалостью смотрю на бедную Ивасючку. Она рдеет под, видимо, не частой мужниной похвалой. Балагур и острослов Данька молчит, как в воду опущенный. Нюся тоже помалкивает.
Добрейшая Зоя Ивановна нахваливает плоды моего труда. Подполковник важно кивает, соглашается. «Не мои» огурцы он, кажется, с трудом, но пережил.
Восстановили мою репутацию холодец и пирог с капустой. Видно, что подполковник не дурак поесть и выпить. Начинает потихоньку «плыть». Перехватываю тревожный взгляд его супруги.
– К делу! – объявляет Ивасюк и откидывается на стуле. Мы подтягиваемся и выпрямляем спины. – Свадьба в ресторане, – заявляет он тоном, не терпящим возражений. Мы с мужем переглядываемся.
Данька смотрит в тарелку. – В Москве – дорого, – объясняет нам подполковник. – У моего друга, начальника части, жена – директор ресторана. Сделают все, как положено. – А как гостей расселять? – Я, мягко говоря, обескуражена. – Ну, туда еще доедут. Снимать гостиницу?
– Автобус, – поясняет Ивасюк. – Автобус от воинской части. Всех отвезут в Москву. А там все сами. Я представляю своих друзей. Ресторан в Новомосковске.
Лангет, оливье, селедка «под шубой». Старый «пазик» с рваными сиденьями. Не будет такого! Что, Ивасюк будет распоряжаться моей жизнью? И жизнью моего горячо обожаемого и единственного сына?
Комфортом моих друзей и родственников? – Нет! – почти выкрикиваю я. – Нам это не подходит! У подполковника брови медленно ползут вверх, а Зоя Ивановна вжимает голову в плечи.
Данька и муж с испугом смотрят на меня. – Значит, так, – жестко говорю я. – Свадьба будет в Москве.
В приличном и недорогом ресторане. Сейчас таких навалом. Не на окраине. Чтобы всем было удобно добираться. Я люблю и уважаю своих близких. И себя, кстати, тоже.
Ни в какой Зажопинск мы не поедем. – Решать надо коллегиально, – тихо вставляет мой мягкий и либеральный муж. Подполковник растерян. Пожимает плечом. К отпору он, видимо, не привык. Придется привычки менять.
– Ну-у, – тянет он, – можно рассмотреть. Зоя Ивановна с явным облегчением вздыхает. Я понимаю, что победила. Данька приносит прайсы ресторанов и кафе. Долго спорим и обсуждаем меню. Подполковник поглядывает на меня с опаской и, по-моему, с уважением. Обсуждаем десерт.
– А что такое тирамису? – осторожно спрашивает Зоя Ивановна. Нюся кривит губки. Ей хорошо известно, что такое тирамису. Благодаря моему сыну, кстати. Я терпеливо объясняю подполковнице все про итальянские десерты. Она расстраивается и предлагает испечь три торта. – Пожалуйста, – великодушно разрешаю я.
Дальше считаем число гостей с обеих сторон. Получается почти поровну. Ивасюк предлагает расходы нести пополам. Что заморачиваться, у кого сколько человек? Мое отношение к нему немного меняется. По крайней мере он способен к диалогу. Значит, не безнадежен.
Обсуждаем Нюсино платье. Папаша невесты настаивает на фате. Матушка мечтает о платье в пол, пышном и белом, со стразами, кружевом и рюшами. Нюся капризничает и заявляет, что платье будет узкое, кремовое и «без всяких там цацек». Я поддерживаю Нюсю и киваю. Зоя Ивановна расстраивается до слез – кремовое?
В общем, лишили человека светлой и заветной мечты. Но Зоя Ивановна смиряется. Она, видимо, привыкла со всем мириться. Хорошая будет теща, думаю я. С тестем хуже.
Он всем недоволен и опять накатывает беленькую. Горе заливает.
Потом начинается рассказ про долгую и трудную службу. С ужасом узнаем, что он был вертухаем в лагере. Охранял политзаключенных. С гордостью говорит, что, будучи мальчишкой, видел самого Солженицына. Не просто видел – конвоировал. Мы в шоке молчим.
Я вспоминаю мамин рассказ, как ее родители принесли в дом «Архипелаг». Ей, девчонке, дали его прочитать.
Потом искали место схрона. Она предложила своего плюшевого медведя Степаныча с кармашком и «молнией» на брюхе.
Так и прожил «Гулаг» до самой перестройки в изрядно потрепанном и потертом Степаныче. Потом подполковника потянуло на политику. Вот этого я боялась больше всего. Понимала, что наши взгляды разойдутся наверняка. Улыбаться, кивать и соглашаться в этих вопросах я точно не умею.
У меня жесткая гражданская позиция. «Вот сейчас начнется», – подумала я. И никакой свадьбы не будет. А может, это и к лучшему? И родственников Ивасюков тоже не будет.
Какие родственники? Скорее идеологические враги.
Куда может занести подполковника, я, в принципе, довольно отчетливо представляю. Оказалось, что Ивасюк не одобряет всех. Без исключения. И правых, и левых. Не такой уж он долдон.
А я думала, что начнутся сопли по сталинским временам. Брежневские я бы еще пережила.
Но сталинские – нет. Сталин – тиран и истребитель собственного народа. Главное, военной элиты. Молодец, Ивасюк! Брежнев – ничего плохого, в смысле – хорошего больше, чем плохого.
Доля истины в этом есть. Ну, не доля, а долька. Крошечная совсем. Я почти расслабилась.
Оказалось, зря. Начались наезды на Гайдара. Я мягко вступила в спор.
По-моему, была достаточно убедительна. К концу моего жаркого спича Ивасюк сказал: – Ну, не знаю, не знаю Про Чубайса я разговор не поддержала, побоялась, честно говоря. Какой-то он неустойчивый, этот подполковник. Быстро соглашается. Или это я – убедительный и замечательный оратор?
Муж делает «большие глаза» и неодобрительно качает головой. Меня, разумеется. Да нет, он прав – собрались мы не для этого. Вечно меня тянет не туда!
Ну, какая мне разница, за кого голосовали Ивасюки? Это их личное дело. Нам бы хорошо совпасть по другим вопросам – дети, внуки. Муж потребовал чаю.
Я со вздохом пошла на кухню. Зоя Ивановна взялась помогать. «Нормальная тетка», – подумала я. Нюся задницу от стула не отодрала. Данька нежно держал ее за руку.
За чаем подняли вопрос о проживании молодых. Я сказала, что удобнее жить у нас. И квартира больше, и институт рядом. Ивасюки вздохнули и согласились. Не отдавать же моего ребенка в казарму! Нюся, правда, немного скривила ротик.
Ивасюк с удовольствием выпил на дорожку лимонного ликера. Когда его супруга протянула свою рюмку, он грозно сверкнул очами, и Зоя Ивановна плавно опустилась на стул.
У двери прощались долго. Ивасюк покачивался и грозил мне пальцем: – Все-таки Гайдар – нет! Я пожала плечами.
– Вот здесь ты, мать, не права! – икнув, добавил Ивасюк. Вот мы и перешли на «ты». Зоя Ивановна жала руку моему мужу и Даньке. Потянулась ко мне – чмок в щеку. Я ее приобняла. – В следующую субботу – у нас! – твердо заявил подполковник и опять почему-то погрозил мне пальцем.
Нюся с Данькой не могли разлепиться. «Нет, все-таки любовь», – подумала я. Значит, придется в следующую субботу Я вздохнула и отправилась мыть посуду. Сын пошел провожать гостей до такси. Муж присел на кухонную табуретку и жалобно спросил: – А можно как-нибудь избежать следующей субботы? Я этого не выдержу!
– Нет! – рявкнула я. – Выдержишь. Никуда не денешься. Ради единственного сына. Муж тяжело вздохнул и поплелся в столовую за оставшейся грязной посудой. Вернулся Данька.
С замутненным взором. «Не в себе, – подумала я. – Ребенок точно не в себе». – Доволен? – довольно желчно поинтересовалась я. – А спасибо где? – Спасибо, мам! – сказал он как-то устало. У двери обернулся. – Хотя можно было обойтись без Гайдаров и Чубайсов, – язвительно и недовольно добавил он.
– Без Чубайсов обошлась. Скажи спасибо. Он махнул рукой и пошел к себе.
Я наконец закончила уборку и присела на стул. Взяла сигарету и телефонную трубку. Знаю, что мама нервничает и ждет моего звонка. Трубку она взяла после первого гудка. – Могло быть и хуже, – вяло откликнулась я. – Понятно, – вздохнула мама. – А подробности? – Завтра, мамуль.
Устала ужасно. – Понятно, – повторила мама. – Я другого и не ожидала, – сказала она и повесила трубку. Я включаю повторный набор.
– Не сердись, – прошу я. – Вот странно, – кипятится мама, – а то ты не знаешь, что я весь вечер жду твоего звонка! Можно подумать, ты мне не дочь, а Данька не внук!
И я приступаю к подробностям. На сорок пять минут. Но маме кажется, что я что-то упускаю.
И она моим отчетом довольна не очень. Я ползу в спальню. Залезаю под одеяло и блаженно вытягиваю ноги.
Как я устала! И физически, и морально. Морально даже, наверное, больше. – Может, обойдется? – жалобно спрашивает он.
– Не поняла вопроса, – вредничаю я. – Что именно? – Все, – тоскливо вздыхает он. – Или хотя бы что-то. – Вряд ли, – припечатываю я и отворачиваюсь к стенке.
А я-то надеялась, что в моем возрасте я уже имею право не приспосабливаться к чужим людям! И я уговариваю себя заснуть. Всю неделю я думаю о предстоящем ответном визите. На душе такая тоска!
Делюсь с подругой Танюшкой. Она успокаивает, что все это надо пережить.
И все это – не самое страшное в жизни. Я и сама это понимаю. Но почему мне так не хочется тащиться в субботу в Братеево? Ведь неплохие люди! Наверняка хлебосольные.
Все от чистого сердца! Муж молчит и вздыхает, как больная корова. Сынок тоже не весел. Я пытаюсь себя убедить, что все это – временное явление. После свадьбы мы вряд ли будем плотно общаться. Живем друг от друга далеко.
С мая по ноябрь они на даче. Парники, грибы и триста баллонов консервов.
К ним на дачу мы не поедем – сто двадцать верст и сортир на улице. У нас своя дача – полчаса от Москвы, сосновый лес и никаких грядок. И вообще, в сентябре мы уезжаем на море.
А Новый год часто встречаем у друзей в Лиепае – у Ольги и Игоря там квартира. Ребята всегда нам рады. А дни рождения мы отмечать не любим, так у нас заведено. «А у них?» – пугаюсь я. А если внуки?
Общие, между прочим В субботу тащимся в Братеево. По дороге молчим. Настроение – хуже некуда.
Какие мы все-таки непростые. Все – проблема. Все – не так.
Все – с напрягом. А вот Ивасюки нам искренне рады! Пахнет пирогами – вкусно пахнет!
Зоя Ивановна проводит экскурсию по квартире. Гордится коврами на стенах и хрусталем в стенке. В общем, всем гордится. Сетует, что плохо взошло тесто. Нервничает и теребит бретельку фартука. Нет, все-таки противные мы, москвичи! Снобы и задавалы!
Чем гордимся? Что родились в столице? Что нам были доступны музеи и театры?
А что видела она? Сопки и гарнизоны.
Перебои с продуктами и невозможность достать детские колготки и польский шампунь. Самодеятельный ансамбль «Ромашка» и кружок макраме.
И в этом она виновата? Простая девчонка из уральского городка. Кто ей объяснял, что ковры на стенах пошло и негигиенично?
Что советский штампованный хрусталь – безвкусный привет из прошлого? Что, она виновата, что ее мама – сортировщица на заводе, а папа – крановщик? Мне становится стыдно, и я хвалю ее ковры и посуду. Рассматриваю фотографии на стене. Зоя – тоненькая девочка с толстой русой косой. Ивасюк – стройный, поджарый с густым, кудрявым чубом.
Тоже симпатяга. А его служивая доля? Солдат служит там, где ему прикажет Родина. Стыдно, Лена! Нас приглашают за стол.
Все очень обильно и очень вкусно – и своя картошечка – белая и рассыпчатая. И свои соленые помидоры. И крепкие грузди с налипшим укропом. С черемухой, между прочим!
Такое мы едим в первый раз. Потрясающе вкусно! Зоя жалуется, что не может привыкнуть к Москве.
Шумно, грязно и все недобрые. Чужие какие-то.
С тоской вспоминает свою жизнь в военном городке. Хозяин сдержан. Пьет немного. Видно, что женой доволен. Потом Зоя предлагает попеть. Мы растерянно переглядываемся. Она тоненько и чисто заводит: «Там, где клен шумит над речной волной» Эту песню я знаю.
Первые звуки. Знакомство с инструментом. По нему можно теперь заниматься три года, включая подготовительный класс. Раздел I Часть I. 
Включается Ивасюк. У него приятный баритон. Поют они отлаженно и складно. Видно, что любят это дело. Становится светлее на душе. Потом пьем чай.
Никаких разговоров о политике и о свадьбе. С собой Зоя заворачивает нам пироги, дает банку вишневого варенья и соленых грибов. Ивасюк идет в гараж, где устроен погреб, и набирает нам мешок картошки. Мы шумно и активно отказываемся, но все бесполезно. Нас провожают на улице. Мы обнимаемся с Зоей. Они машут нам вслед.
– Хорошие люди! – говорю я. Без второго дна, – откликается муж. – А может, и хорошо, что люди простые, без прикрас? Я на этот вопрос не отвечаю. Почему, не знаю сама. Не знаю, хорошо или нет. Все-таки мы очень разные.
Не плохие, не хорошие – разные. Ведь не зря раньше «брали» невесту из своего круга, своей песочницы. Ей-богу, не знаю. На душе опять тревога. Нюся не такая, как ее родители.
Немного их стесняется. Что-то из себя строит, капризничает. Такая жена, как Зоя, из нее точно не получится. Данька улыбается и смотрит в окно. Сегодня он нами доволен. Вовсю готовимся к свадьбе. Выбрали ресторан – качественный и с вполне приемлемыми ценами.
По ресторанам шастаем с моей подружкой Лалой. Лала соображает в таких делах – будь здоров! Ее, в отличие от меня, точно не надуют. В каждом ресторане она пробует закуску и горячее. Только пробует. Лала следит за фигурой. Хотя весит пятьдесят килограммов.
Данька говорит, что это вес барана. Лала тоненькая, как струна, с прямой спинкой и походкой носочками врозь. Когда-то она занималась балетом.
Метлицкая Мария Читать Онлайн
У нее густые и длинные, вьющиеся мелким бесом волосы. Конечно, она не похожа на барана, но от милой овечки что-то в ней определенно есть. Лала моя ровесница, а выглядит лет на пятнадцать моложе. У нее нет мужа, но есть любовник.
Книга Дневник Свекрови Мария Метлицкая Скачать Бесплатно
Младше Лалки на двенадцать лет. Он ее обожает и мечтает на ней жениться. Лалка не хочет.
Говорит, что привыкла к свободе. К тому же женщина она не бедная, у нее два обувных магазинчика. А начинала она в Луже, прилавок на улице. И торговала тогда сама – и в дождь, и в мороз. Лалка за рулем. Мы объехали пол-Москвы. Наконец она довольна.
Обсуждает с управляющим, как украсить зал. Я устала и плохо соображаю. Пью пятую чашку кофе за день. Сердце бухает, словно литой колокол.
В машине говорю Лалке спасибо. Без нее я бы пропала. Без конца названивает Лалкин хахаль и гундосит, что соскучился. Лалка вздыхает, смотрит на часы и говорит ему, что дома будет через два часа. – Неужели у тебя есть силы? – удивляюсь я, мечтая о валокордине, чашке горячего чая и подушке с одеялом.
Лалка пожимает плечами. Говорит, что сейчас встанет под ледяной душ, выпьет морковного соку и будет готова к дальнейшим подвигам. Я вздыхаю и думаю, что молодой любовник – точно, подвиг. Здесь бы сына женить и не рухнуть!
Лалка довозит меня до дома, резко газует и тю-тю! Я, еле волоча ноги, шаркаю до лифта.
Надеваю ночнушку и залезаю в кровать. Зову мужа, чтобы поделиться впечатлениями. Он сидит у себя, естественно, за компьютером.
Нехотя отрывается и заходит ко мне. Слушает вполуха. Ему не терпится свалить. Я обижаюсь и упрекаю его в том, что его не волнуют семейные дела. Он тоже обижается, машет рукой и уходит к себе. Вечером я рассказываю о своих успехах жениху. И он отсутствует – весь в своих мыслях.
Я опять обижаюсь и говорю, что все это, по-моему, больше всех нужно мне. Данька отвечает, что ему это тоже как-то не очень нужно, а нужно это в основном Ивасюкам и Нюсе. Значит, я бью ноги и стараюсь угодить семейке подполковника. А мне это, кстати, и вовсе не нужно. Я еще раз думаю с тоской, что в этом году не увижу море.
В воскресенье едем за платьем и туфлями для Нюси. Я, Данька, Ивасючка и, собственно, сама невеста. Едем на Лалкиной машине.
Подруга меня не бросает. В салоне Зоя кидается к сверкающим камнями и люрексом платьям с пышными кринолинами. Замечаю: чем на платье больше мишуры, тем Зоя счастливей. Нюся шипит: «Ну, мам!» – и краснеет.
Женишок сидит на диване и забавляется с телефоном. Лалка испуганно смотрит на меня. – Я тебя предупреждала, – шепчу ей я.
Она очень растеряна – такой моя подруга бывает нечасто. Я подталкиваю ее вперед. Пусть она, а не я советует Нюсе. Чтобы Нюся на меня не обозлилась. Лалка берет себя в руки и начинает действовать. Она выуживает достойные вещи и командует, чтобы Нюся чесала в примерочную. Нюся, кстати, слушается ее неукоснительно.
Я сижу на диване рядом с сыном и листаю журнал. Выплывает Нюся. В платье цвета увядшей чайной розы. С корсетом и струящейся узкой юбкой. На корсете – элегантная и скромная вышивка и нежный бутончик из кружева. Удивительно, но Лалка сразу попала в цель. Какая же она умница!
Я бы ковырялась полдня как минимум. Нюся довольна. Что бывает, как мне кажется, очень редко. Она крутится перед зеркалом и перед Данькой. Данька смотрит на нее глазами, полными любви и восхищения.
Мы с Лалкой переглядываемся. Мы совсем забыли про Зою. Я оглядываюсь. Зоя стоит в углу с глазами, полными слез. Я испуганно бросаюсь к ней. Теперь она уже просто рыдает. Минут через двадцать, после валерьянки и горячего сладкого чая, мы узнаем причину ее расстройств.
Всхлипывая, Зоя объясняет нам, недоумкам, что не о том она мечтала. А мечтала она увидеть свою дочь принцессой. А видит ее сиротой казанской.
Будто денег на единственную дочку пожалели. В убогом выдают. – А скромность в этом деле ни к чему, – всхлипывает бедная Зоя. – День ведь святой. Единственный в жизни. Праздник главный, можно сказать. Ну, насчет «единственного» это, возможно, она погорячилась.
Но первый – точно. Потом она говорит, что мужа хватит кондрат, когда он увидит «дочу в этом».
Потом она берет в руки ценник и опять начинает всхлипывать. – И это вот за это?! Лалка смотрит на меня с неподдельным ужасом. Нюся красная от злости и стыда. – Мы курить! – объявляет Лалка и тянет меня на улицу. – Пусть сами разбираются, – шепчет она.
Данька порывается выскочить с нами, но Лалка гавкает на него: – Сидеть! Он покорно опускается на диван. Сын смотрит на меня такими глазами «Так тебе и надо! – думаю про себя я. – Женишок, блин!» Мы закуриваем, и Лалка произносит: – Жесть! Этим все сказано.
Точнее не выразишь. Я вяло усмехаюсь. Мне совсем не смешно. Это все, конечно, мелочи, но мы вряд ли поймем друг друга и в остальном. – Хорошо, что у меня нет детей! – заключает Лалка.
Я не комментирую. Платье выбрано. С минимальными уступками – белое, с кружевом и узкой юбкой. Компромисс найден. Зоя не очень, но все же довольна. Хотя бы мы не передрались.
Потом мы покупаем туфли и веночек на голову. Зоя опять разочарована – не фата! Данька едет их провожать – в руках пакеты и коробки. Зоя скорбно прощается с нами. Нюся отводит глаза. Данька счастлив, что все закончилось.